Нерадивая дочь - Лариса Джейкман
– Ты моя сестра, и пусть не лезут. Если только кто посмеет тебя обидеть, ему несдобровать! Сразу мне говори, хорошо?
Но Таню Садовскую в школе никто не обижал, наоборот, мальчишки смотрели с уважением, а девчонки с завистью. Всем хотелось иметь такого брата, смелого и красивого.
Так прошли школьные годы, потом институт, затем самостоятельная жизнь, успешная работа, карьера и… полный крах всему. В одночасье жизнь рухнула, почва под ногами провалилась, и Татьяна оказалась за решеткой. Даже брат ей в этом не смог помочь, а мама заявила:
– Все закономерно. Меня это нисколько не удивляет. Татьяна в своем репертуаре.
И вот сейчас, когда она наконец выкарабкалась из всех своих жизненных проблем, крепко встала на ноги, опять же с помощью своего спасителя и помощника по жизни родного брата, сейчас, когда она обрела крылья за спиной, повстречала своего единственного и любимого мужчину, с которым собралась создать семью, в ее жизни опять появилась мама.
Она была все такой же холодной, такой же равнодушной и непонятной ей, Татьяне, которая несмотря ни на что конечно же будет ухаживать за ней, больной и немощной. Но сколько душевных сил и человеческих страданий ей потребуется, чтобы выполнить свой святой дочерний долг? Одному Богу известно.
– Ладно, справлюсь, – сказала Татьяна вслух, вытерла вновь набежавшие слезы и отправилась спать, чтобы дождаться Максима уже в постели.
А через неделю приехал Эдик. Он привез чемодан маминых вещей и все необходимые принадлежности, заботливо купленные Ликой.
Маме отвели спальню, где была произведена генеральная уборка. Все ее вещи были аккуратно развешаны в шифоньере и разложены по полочкам. У мамы все должно быть под рукой. Сама же Таня намеревалась спать в гостиной на диване, чтобы быть поближе к маме, мало ли, что ей может понадобиться ночью.
Ну а Максим должен был уезжать к себе, так они договорились. Хотя перспектива оставаться с мамой один на один ее немного пугала. И волновалась она не столько за себя, сколько за маму. Вряд ли она будет испытывать душевный комфорт в обществе дочери, и как бы это не усугубило ее не очень устойчивое психическое состояние.
Мама почти никогда не выходила из себя, но если была недовольна чем-то, тут же высказывала это вслух тоном, не терпящим возражений и замыкалась в себе, что было не лучше громких возмущений. В таком состоянии она совершенно прекращала общаться, и вывести ее из него было очень сложно. Это Таня помнила еще с юношеского возраста.
Эдик постарался поддержать сестру.
– Не переживай, слышишь. Делай все, что нужно, старайся ей угодить. Вечерами Максим будет с тобой. А потом давай снотворное и отправляй спать, если она будет мурзиться.
– Да разве в снотворном дело? Это ведь тоже не выход, не надо, чтобы она к нему привыкала, потом совсем спать перестанет без таблеток. А с ее здоровьем и диагнозом, сам понимаешь, это не вариант.
В день выписки, который выпал на субботу, Татьяна с Эдуардом прибыли в клинику с букетом роз и дожидались маму в холле. Она пришла в сопровождении лечащего врача, с которым они уже предварительно побеседовали и получили все необходимые рекомендации.
Мама улыбалась, руки ее слегка дрожали, а из глаз выкатились слезинки, когда она обняла Эдика.
– Сыночек, ты вернулся? А где пропадал так долго? Бросил меня у чужих людей.
Таня взяла из маминых рук сумку и направилась к выходу. Эдик с мамой за ней. Они неспеша дошли до машины, в которой дожидался Максим, усадили маму сзади вместе с любимым сыном и отправились домой.
– Мама, ну как ты? – полуобернувшись спросила Таня.
– Ничего, дочка. Врач сказал, поправляюсь, медленно, но верно.
Мама снова заулыбалось, а у Татьяны потеплело на душе. Позитив от мамы вещь редкая, особенно в ее адрес, поэтому было вдвойне приятно.
Дома тоже все шло прекрасно, маме понравилась ее комната, как будто она впервые ее увидела. Затем она обошла всю квартиру и сказала наконец:
– Я тут была раньше. Здесь кто живет, Максим?
– Здесь живу я, мама. А теперь и ты тоже. Мы будем жить здесь вдвоем.
– А Эдик? – спросила Елизавета Тимофеевна, и брови ее приподнялись.
Пришлось объяснить маме создавшуюся ситуацию, разъяснить, что она в Москве, а не у себя в городе, куда снова должен уехать Эдик.
– Мама, не волнуйся только, – сказала он. – Скоро у Тани с Максимом свадьба. Ты помнишь?
– Разве? Нет, я не знала.
– Ну вот, теперь знаешь. Мы с Ликой приедем на торжество, отгуляем свадьбу и уедем назад вместе с тобой. И тогда ты будешь жить с нами.
Но мама почему-то не захотела продолжать этот разговор, она немного приуныла, стала молчаливой и задумчивой.
Татьяна старалась не обращать внимания на беседу матери с сыном, пусть пообщаются, давно не виделись, а она так этого хотела.
Затем был накрыт стол, все с удовольствием поели, и Эдик вновь спросил:
– Мама, хочешь посмотреть Москву? Погода чудесная. Давайте съездим куда-нибудь!
Идея была неплохая, и все вместе отправились на ВДНХ. Там можно и погулять, и пообедать, и подышать свежим воздухом. Как оказалось, мама была на выставке последний раз больше тридцати лет назад. И как ни странно, она вспомнила это посещение до мельчайших подробностей.
– Я была с Николаем, мы обошли все закоулки, часов пять бродили! А какое мороженное было вкусное! Ленинградский пломбир, мы его объелись тогда.
– А кто такой Николай? – спросил Эдик, хотя Таня решила промолчать.
– Ну мой кавалер. Вы его не помните, конечно. Он за мной долго ухаживал, летчик, но мечтал стать космонавтом. Поэтому потом мы пошли в музей космонавтики. Очередь длиннющая, пошел дождь, а мы стояли. Часа два выстояли, пока попали наконец.
Все эти подробности так оживили мамино настроение. Она еще долго рассказывала о своих впечатлениях, не раз упомянула Николая в своих воспоминаниях, а все слушали и радовались тому, что мама в хорошем расположении духа.
Но все же она устала. Вскоре ей стало трудно идти, она часто присаживалась на лавочки, и решено было поехать домой.
Но такое благодушное настроение к маме больше почти не возвращалось, особенно после отъезда Эдика.
В понедельник, собираясь на работу, Татьяна увидела, что мама уже поднялась с постели и бродила по дому в пижаме и халате.
– Мама, обед я приготовила, все на плите. Ты покушай пожалуйста. Разогреть можешь в микроволновке…
Она не договорила, так как мама прервала ее:
– Опять микроволновка! Все у тебя на ней зациклено. Газ-то я, наверное, в состоянии буду включить, как ты думаешь?
– Мама, у меня индукционная плита. Она очень легкая в обращении. Пойдем, я тебе покажу. Конечно, ты сможешь. Все очень просто, смотри.
Они стояли у плиты, и Татьяна пыталась научить маму, как с ней обращаться.
– Все не по-человечески, – отпарировала та. – Не буду я ее включать. Так поем.
– Ну как хочешь. Я думаю, борщ к обеду совсем не остынет, да и котлеты тоже.
– Магазинные, небось, котлеты-то?
– Неважно. Я побежала, ладно? А то опоздаю.
Татьяна опрометью выбежала из собственной квартиры, внизу ее уже поджидало такси. На работе она отвлеклась от своих хлопот и домашних забот, окунулась в мир моды и красоты, который ее всегда успокаивал. По торговому залу красиво прохаживалась очаровательная Изольда, спина прямая, плечи расправлены, руки за спиной.
Она, как хозяйка, оглядывала помещение, поправляла одежду на вешалках, давала указания продавцам в ожидании первых покупателей. Магазин жил своей жизнью, здесь был маленький мир красоты и гармонии. И мягкий свет, и нежный запах всегда успокаивали и наполняли душу спокойствием.
Во всяком случае до тех пор, пока не появлялся какой-нибудь зловредный или излишне требовательный покупатель, а точнее, покупательница. С мужчинами всегда было легче договориться, чем с женщинами с завышенными требованиями. Но Татьяна с Изольдой справлялись. Таких клиентов устраивало уже то, что с ними занимаются сами менеджеры, а не девочки на побегушках.
Но все равно рабочий день был напряженным. Приближались майские праздники, первые отпуска, и богатенькие дамочки
